Образа, образы и реставраторы

Охранник поворачивает ручку, дверь в сплошном металлическом заборе, окружающем Спасскую церковь, открывается, и мы получаем возможность войти туда, где уже несколько лет совершается чудо реставрации.

Переменчивый двадцатый век, проносясь над куполами Спасской, оставил свои следы в ней самой и в нашей памяти. В самом начале он прибавил к тому, что построено в конце восемнадцатого века, еще один — северный — придел, построенный по чертежам архитектора Чакина. Потом революция, гражданская война. В начале тридцатых там было помещение для временного содержания крестьян, высланных из родных мест на север. Позднее — некое общежитие, библиотека, хранилище архива и музейных ценностей. После всего этого, уже в следующем веке, началось восстановление, реставрация и только теперь идет внутреннее обустройство и ремонт церковных помещений.

В южном приделе, куда мы вошли, тотчас оживают под нашими ногами строительные леса. На краях этого помоста, вплотную примыкающего к уходящим вверх стенам, сидят люди с мольбертами и кистями. Осторожно прикасаются к изображениям и сюжетам, может и на самом деле созданным где-то в 1780-х годах. Художники приглашены из Владимирской области организацией, выигравшей конкурс на ремонт и реставрацию Спасской церкви, — «Ди-зайн-2000». Собственно, ремонт здания большей частью уже завершен. Осталось восстановить внутреннее убранство.

Как написал некогда крупнейший отечественный знаток древнерусской культуры, владимирский историк Николай Воронин, уроженец и житель Владимира, «древняя Русь живописи не знала». Действительно, живопись пришла из Византии, вслед за крещением. И первыми художниками были греки. Они брали способных к рисованию русских и учили их. Греки же принесли и канонические образы, которыми украшали внутренние помещения церквей. Со временем складывались в русских землях разные школы церковной росписи — киево-печерская, новгородская, суздальско-владимирская, московская, сибирская…

Соответственно с этим не оставались неизменными пришедшие от греков каноны и складывались свои. Меняясь в свою очередь в зависимости от исторических событий, осмысления тех или иных религиозных текстов, государственного формирования. Имена создателей икон, фресок сохранились не полностью, но кому-то из них повезло больше других. Например, Феофану Греку, который, пройдя путь от Киева до Владимира через Великий Новгород, оставил одну из самых почитаемых икон (сошлемся на Николая Воронина) — Богоматерь Владимирскую. Позднее был и великий живописец русского Средневековья Андрей Рублев и его «Троица»…

В окружении стен, с которых смотрят образы и лики, частично поврежденные временем или человеком, местами сбитые или даже закрашеннные, нельзя не задуматься над тем, что должен сделать человек с кистью в руках? Кто он? Послушный копиист? Художник? Eсть ли для него смысл в слове творчество?

Имею пусть поверхностное, но все же некоторое знакомство с музейными экспозициями, с толстыми томами иллюстраций в собственном книжном шкафу. Бесконечный ряд религиозных фигур и лиц, (надо, вероятно, писать — ликов) сам собой рождает вопрос: кто знает, как эти небожители выглядели на самом деле?

Рисовал ли их хоть кто-нибудь с натуры? Позировали ли они сами неизвестному мастеру, склонившемуся над холстом? Наивный до предела вопрос. Но все-таки, где та модель, которую повторяют художники на иконах, на стенах церквей, на своих полотнах?

Впрочем, сейчас в Тюмени, а именно в Спасской церкви работают над реставрацией росписей мастера именно владимирской школы. Что они ответили бы на эти сложные для автора вопросы?

— Eсть определенные правила иконописные, — говорит художник Андрей Печатников, с которым мы знакомимся на первом этаже южного придела Спасской.

— А вы, художник, соглашаетесь с ними…

— Я за всех говорить не могу. Но думаю, что у всех это есть. Но существуют определенные правила для церковной живописи. Внутри этих рамок существует определенная (тут он сделал паузу, и я подумал, что он остановился перед словом «свобода» — Авт).

— Можно скажу — «люфт»?

— Это уже вопрос почерка или манеры, позволяющих отличить отдельного человека. Исполнителя. И этот. люфт, он ни в коем случае не входит в конфликт с канонами и правилами.

— Eсть, видимо, движения кисти, которые позволяют отличить, кто из художников это рисовал? Вы же сказали — почерк.

— Почерк, манера — все это вместе живет.

— У пишущих людей есть любимые темы, образы, а у вас?

— У меня такое мнение, что в церкви проще, потому что здесь образы разные, а идея одна. Что такое роспись в храме? Это иллюстрированная библия. Она со стен храмов. Каноны церковные более жесткие.

— А у вас есть свои живописные работы? Или вы только богомаз?

— Что касается жанровых картин, то я ими не занимаюсь. Могу заниматься пейзажами в свободное от работы время. Что касается нашей природы среднерусской, то она и в церкви применима.

— А теперь вы восстанавливаете росписи, которые были сделаны в Спасской и двести, и сто лет назад?

— Очень хорошая живопись, которая сохранилась. К сожалению, сохранилось меньше, чем хотелось бы. Вижу, что здесь работали мастера своего дела.

Заслуженный художник России Михаил Кочешков занимается реставрацией изображения святого Иосифа.

— Мне бы хотелось представить, о чем он думает, — говорит художник. — Я не берусь передать это в словах, но хотел бы это почувствовать, когда касаюсь кистью стены. Вы же спрашиваете о свободе художника? Определенная степень свободы существует. Невозможно браться за кисть, не думая. Здесь же не типография. Поэтому каждый раз получается немного по-другому.

А теперь представьте себе лекцию по истории русской церковной живописи, которую вы слушаете в стенах церкви. И реставратору Наталье Трусовой не приходится искать аргументы -они подтверждают ее слова сами, глядя на нас с расстояния в несколько шагов.

Наталья говорит об избирательности времени. О том, что по разным причинам, нередко просто случайным, для будущего, а в нашем случае и для реставрации тоже, остается не самый яркий и талантливый художник, а тот, которому повезло. Который сохранился в войнах и нашествиях. Она считает, что высоко ценимый — во всех смыслах — Андрей Рублев некогда был одним из многих.

— Их было немало в русском Средневековье. Из них сохранились и дошли до наших дней единицы. Как дошел и Андрей Рублев, ныне канонизированный. Все его объекты под охраной ЮНEСКО. Прошло каких-нибудь 50 лет после того, как он «расписался», а потом фрески осели, их подновили, зашпаклевали как-нибудь, перекрасили… Может, там были более сильные мастера. Но сохранился Рублев.

— Вы реставратор, можете мне объяснить — откуда художник знает, как тот или иной персонаж, извините, должен выглядеть? Фотокарточек ведь в те далекие времена не существовало.

— Безусловно, мы не можем знать, как выглядели святые за исключением тех, что были канонизированы сто лет назад. Но у художников, которые работают здесь, есть колоссальный опыт — творческий, жизненный и профессиональный и хорошее образование. Так случилось, что в православной живописи есть некий канон в изображении тех или иных святых. Eсли раньше в каноне безусловно обозначали — седая борода, темноволосый. Здесь исходили из описания — был ли этот святой греком, был ли старый или молодой, и на основании этого изображение святого из века в век приобретало конкретные очертания.

— А как художник-богомаз передает черты? Что здесь обязательно, а в чем художник свободен? Художник-иконописец не волен изнутри, изначально.

— Это вы про творчество? Тогда нам нужно разделить современную живопись-новодел и традиционнную. Eсли мы говорим о реставрации, задача реставратора — сохранить авторскую живопись, ни в коем случае не делать ее лучше. Мы только сохраняем и деликатно восстанавливаем утраченные фрагменты. Никто там глазки-носики не прописывает.

— Вы не считаете себя ограниченной в творчестве или вы счастливы оттого, что вам удается повторить или воссоздать?

— Я счастлива в своей профессии. Приходишь в храм, видишь, в каком он состоянии. К завершению работ видишь, какой он стал после тебя. Ты видишь прекрасную живопись, которая может осыпаться от малейшего прикосновения, и бережешь каждый фрагмент. Тебе жаль утратить даже малую частицу его. Ты страдаешь, как будто перед тобою живое существо, которому нужна твоя помощь.

— Стремление сохранить идет впереди всего?

— Конечно.

***
фото: Андрей Печатников;Роспись алтаря;Михаил Кочешков;Сергей Васильев;Состояние росписи до реставрации.;Наталья Трусова