Зачем частному тюменскому музею «комната хранения грехов человеческих»?

— Когда начались ваши первые археологические раскопки?

— Первые археологические раскопки я проводил в вороньих гнездах  Мне было лет восемь. Кто тогда знал, что надо искать монеты и украшения не в вороньих, а в сорочьих гнездах! Я – северный ребенок, из Пыть-Яха. Отправили на лето к бабушке в Волгоград, там я подошел к делу серьезно. Составил карту гнезд, описал – сколько их на каждом дереве. Взяла лестницу трехметровую и пошел искать сокровища. Местные считали, что у меня с головой непорядок…

— Много нашлось сокровищ?

— Одна маленькая черная пуговица на четыре прокола. Вот после нее я и бросил искать в гнездах.  К тому времени успел раз сто упасть с деревьев… Глаза на суровую действительность мне открыла учительница в школе, куда я сдал сочинение «Как я провел лето» — в пять раз больше нормы.

— А потом? Как пришли к идее создания музея?

— Потом были монетки найденные под шкафом у бабушки. Потом коллекция монет. Систематизация. Поиск информации.

— Коллекционеров знаю множество, но далеко не все они обзаводятся музеями. Зачем вам это неприбыльное занятие?

— Музей мы открыли в 2001 году. Музей – это определенная ступень развития. Вот как со знаниями? Человек копит знания, потом его тянет с кем-то этими знаниями поделиться, поговорить. То же и с коллекциями. Сначала человек копит богатство, потом ему хочется с кем-то поделиться, что-то обсудить. Возникают экспонаты, которые требуют изучения, опубликования, введения в научный оборот. И тяга поделиться знаниями намного сильнее, чем возможность чахнуть над сундуками с добром. Вот у нас несколько тысяч единиц в коллекции. Как это просто хранить? Это нужно обязательно показывать людям!

— Сколько в Тюмени музеев? Вы с ними дружите?

Я не знаю точно, сколько музеев, думаю, не меньше пятидесяти. И я с ними заранее дружу, даже если они не знают о моем существовании! Потому что у всех негосударственных музеев – школьных, частных, ведомственных — проблемы одни и те же. И мы с полунамека понимаем проблемы другой организации. Есть сострадание, взаимовыручка, понимание пути следования, пути общего развития.

— Это что касается частных музеев. А с государственным как складываются отношения?

— Со Словцовским музеем все иначе.  Организация считает себя монополистом, ведет соответственно: не реагируют на предложения о сотрудничестве, не отвечает на входящие письма, с частными коллекционерами общаются, но исключительно в качестве бесплатного использования коллекции.

— А можно использовать платно? Вроде как в культуре денег нет…

— Кто вам сказал? На закупку музейных экспонатов выделяются миллиарды! Причем предметы скупаются со всей страны, на один лот может быть потрачено 200, 300, 400 тысяч. Эти предметы ставятся на учет в Тобольске и, что самое неприятное, выдаются как подлинные предметы Тюменской истории, обновленные фонды Тобольских государственных музеев – вал примеров можно привести.

—  Серьезное заявление. Можете его подтвердить?

— Посмотрите сайт госзакупок, я, собственно, оттуда информацию и беру.

— Почему эти предметы не покупаются у вас? Нет ничего интересного?

— Как – нет… Есть, и много. Но зачем показывать, что государственный музей может работать за деньги, если все подается так, чтобы горожане думали, будто с ними могут работать только за спасибо?
Это во-первых. А во-вторых: зачем подкармливать конкурентов?

— Гай Викторович, где вы сами берете экспонаты?

— Работаем с населением. С деревнями. От кладовок до свалок. Часто какие-то предметы приносят люди, побывавшие у нас на экскурсии. ДО этого некоторым не приходит в голову, что определённая вещь может быть ценной.

— Что сейчас для вас представляет наибольшую ценность?

— Огромная прореха в музейном деле: в почти миллионной Тюмени нет музея, где была бы собрана воедино история города Тюмени. Нет такого места, можете сами интереса рад позвонить по всем государственным и негосударственным музеям. А как туристу узнать о нашем городе? Поэтому сейчас мы активно ищем предметы, которые рассказывали бы о тюменских организациях, предприятиях, людях.

— И все-таки: что будет ценной находкой, а что – нет?

— Сложно сказать. НА музееведа учат пять лет. Человек должен уметь определять историческую и художественную ценность предмета, сохранность, историю предмета записать. Сам по себе предмет может ничего не значить, скажем, вот эти женские часики. А если знать, что этими часиками была премирована работница одного из предприятий к юбилею Великой Октябрьской социалистической революции и в связи с ударным трудом – это уже не просто часики, а целая история… Их, кстати, почти не носили – хранили. Это как медаль «ЗА отвагу». В годы войны их было выдано более 4 млн. Они одинаковые, отличаются только номером. Но вот как раз по номеру мы можем узнать историю героя, что именно он совершил: подорвал танк, вынес товарищ с поля боя, отбил атаку врага…
ведь зачем нужны музеи? Это не должно быть просто местом хранения реликвий. Главная функция музея – воспитательная. А на чем воспитывать, как ни на подвигах и событиях? Возвращаясь к вопросу. Сейчас нам нужно все, на чем может стоять надпись «Тюмень» или «Тюменская область», ещё лучше – «Сделано в Тюмени».

— Лучше всего хранятся самовары, хуже всего- ткань?

— Даже с учетом этого обстоятельства, не всегда можно найти то, что нужно. Скажем, в Тюмени в 1942-1943 гг. работал завод №5 «Цепи Галя», эвакуированный к нам с Украины. В этот период завод выпускал алюминиевые ложки, их было выпущено очень много, они наверняка у кого-то лежат в сарае, гараже или кладовке, но нам пока не удалось найти ни одного экспоната. Любые старые документы, ведомости, чеки, открытки… Даже не тюменские открытки, а те, на которых адресатом значится получатель из Тюмени или письмо отправлено из Тюмени.

По отдельности эти документы мало что значат, предприятия выбрасывают архивы пачками, но, если их собрать и систематизировать – можно увидеть историю развития города, производства, историю жизни тюменцев за много лет.

— Вы сотрудничаете с учеными? С ТюмГУ?

— Увы… только в частном порядке. Люди довольны, когда получают от нас деньги за выполненную работу. А как организация с организацией – нет. И с ТюмГУ, и с ИПОСом (Институт проблем освоения Севера). Это обычная конкуренция за тендерное пространство. Ведь мы берем заказы на археологические раскопки, и наши сотрудники проводят их качественно и в срок… НО могу сказать, что плюсы есть у всех. Их плюсы – команда, государственная поддержка, ресурсы. Наши – оперативность, мобильность, свободные ресурсы.

— Получается, вы являетесь для них конкурентами, раз такое противостояние?

— Получается, что да.

— Вы публикуете информацию об интересных находках? Что вообще находили такого, о чем хочется рассказать?

— ДА, но не в Тюмени – потому что тут мало кому это интересно.  В интернете, в бумажных изданиях. Делаем все, как положено – паспорт предмета, описание, место находки… Сейчас вот в Новосибирске готовится к изданию крупный научный труд по денежному обращению хана Ибрагима, правителя Тюменского ханства. Там будут опубликованы наши находки — монеты. Опубликовывали мы материалы о классификациях средневековых украшений, оберегах, металлических зеркалах чжурчжэни и тюркских народов, орнитоморфных (птицеподобных) идолах… Много чего есть достойного того, чтобы узнали не только тюменцы.

— Какие проблемы существуют у музейного дела вообще?

— У нас или в Питере? Это разные проблемы. В Питере, скажем, это проблемы аварийного состояния исторических зданий, запущенность очередности ремонтных работ.

В Волгограде это проблема содержания Мамаева кургана, Сталинградской панорамы.
По сравнению с их проблемами – у нас все мелко… НО жить от этого не легче.

Музеи Тюмени разрознены, нет общей политики, тенденции развития. Каждый видит музейное дело по-своему. Скажем, для меня лично очень важна подлинность экспоната. А есть те, кому важно показать образ эпохи, но при этом недостающие для образов предметы могут быть сделаны из пенопласта, дерева, пластика…

— А разве в том же Питере не так?

— Нет. Там есть государственная программа развития музейного дела, с максимальным сохранением исторического облика города, особым вниманием к особо ценным предметам из коллекций, с поддержкой энтузиастов.

Наша власть не видит тюменский музей в своем будущем. Нет программы содействия, нет общепринятого стратегии развития, не проводятся «круглы е столы», нет «дорожной карты». Есть власть, Словцовский музей и… бедолаги…

— Если обозначить ваши пять самых главных проблем – какие они?

— Первая – это возможность рекламы. Сейчас мы держимся за счет единственного наружного баннера, соцсетей и сарафанного радио.  Вторая проблема – коммунальные платежи, поверьте, это очень дорого. В некоторых регионах власти субсидируют некоммерческие организации, имеющие большой опыт работы, приносящие реальную пользу региону. У нас такого нет. Хотя сейчас вот мы проводим сбор подписей за то, чтобы власть хотя бы рассмотрела этот вопрос… Порядка десяти НКО выразило готовность предоставить нужные документы. Думаю, что передадим его властям раньше, чем выйдет публикация. Третья проблема – какой-то минимальный ремонт. Сейчас вот просто мечтаем о компании, которая поможет нам починить крыльцо, совсем оно у нас… старое… Четвертая – обустройство комнаты хранения экспонатов, одномоментной мы не можем выставлять все.
Пятая – найти  44 тысячи, чтобы закрыть стеклом последний музейный зал, сделать витрины.

— Какие-то благотворители есть? Хотя бы иногда?

— Нет.

— Почему?

— Люди бизнеса и чиновники – да все, кто потенциально мог бы нам помочь, говорят: сами открыли – сами и оплачивайте свои затраты. При этом многие из приходящих спрашивают с порога: вы ж музей? Вы должны работать бесплатно. Люди, а свет, а охрана, а полы помыть? «Нуууу… вы же сами решили, что хотите этим заниматься? Вот бывший депутат Черепанов, к примеру…

— Помог?

— Очень душевно меня по плечу похлопал и обещал помочь. Ждем-с…

— Давайте о хорошем. Из найденных экспонатов — чему удивлялись или радовались за последнее время?

— Да это постоянно случается. Вот, в гараже города Тобольска нашли круглую деревянную сковородку.

— Не ковшик?

— Сейчас принесу… Именно сковородку! Облазили весь интернет, звонили коллегам. Оказалось, что это — просорушка! То есть кухонный предмет, чтобы «рушить просо»- обмалывать его. По этой сковородке катался  железный шар, разбивал шелуху у проса.

— А у нас его сеяли?

— Да, в 19-м веке большие поля были… Что ещё удивило? Банкнота с изображением тюменского хана Ибака.

— Банкнота?!

— Да, 1991 года. Тогда был проект по отделению Свердловской области в качестве Уральской республики. Банкнота эта –уральский франк. Интересный был проект. НЕ реализованный., и слава Богу, что этого не произошло. Сложная история…

— Про вас ходит много слухов. Какие-то до вас доходили?

— Да, например, что мы со Словцовским музеем, так сказать, «на равных». Не пойму, зачем нас вообще сравнивать. Мы иные, мы разные…

— Еще говорят, что вы «крышуете» так называемых «черных копателей».

—  Это не так. Я негативно отношусь к людям, которые разрушают памятники археологии и                        истории. Есть владельцы металлоискателей, которые ходят по пляжам и огородам в поисках потерянных украшений и монет, а есть те, то разрушает памятники археологии. Сколько стоит топор 13-го века само по себе? Тысячу рублей! Но без этого топора, без ножа, без украшений – обычная могила с останками будет «немой», историки ничего не смогут сказать о том, кто здесь был погребен, какие события предшествовали… А еще есть распаханные трактористами памятники археологии. Есть закатанная в гранит набережная, есть городская археология –все это уничтожается безвозвратно.

Слух же возник, полагаю, из-за того, что мы начали выдавать удостоверения внештатных сотрудников музея. Это наши волонтёры, и удостоверение облегчает им общение с местными населением в вопросе приобретения предметов старины, их перевозка, диалог с ГИБДД и полицией. Сокращает время.

-Оружием торгуете, говорят?

— Боже упаси! Музей ничего не продает. Вот на чем мы реально зарабатываем – на хранении грехов человеческих.

— Ещё раз – НА ЧЕМ?!

—    ДА, у нас есть Комната Хранения Грехов человеческих. Мы принимаем на хранение человеческие грехи. Это началась пару лет назад и продолжаем до сих пор. Сейчас как-то рекламу не давали, но надо будет обновить. В общем, идея такова. Человек приходит к нам, мы проводим закрытый ритуал, он описывает свой грех, мы его сокрываем в тубус, даем номерной жетон на хранение сроком на два года. Взамен человек должен покормить бездомного человека, написать рукой письмо маме, посадить три дерева…. МЫ храним грех два года. Человеку легко, нам приятно от чувства выполненного долга. А через два года, если грехи не разберут, они будут нашими. МЫ их «пустим в дело».

— И сколько грехов всего принято? ОТ кого? Очень интересно – возраст, пол…

— Принято около сорока грехов. Люди от 20 до 50лет, обоего пола. Депутатов и директоров                  предприятий не было, увы… Все улыбались, благодарил.  Сделал или нет человек доброе дело – не знаю, мы это оставляем на его совести. Мы не для галочки это творим, а по велению души.

— Прямо даже не знаю как спросить о конкуренции…

— Спрашивали уже… Были конфликтные разговоры. НО мы отстояли свою точку зрения.

— Как идет сбор экспонатов для истории города?

— Медленно. Печалит, что ликвидировано много музеев, действовавших при заводах и фабриках. Аккумуляторный завод передал образец продукции, книгу по истории завода. Очень подробная, хорошая книга, много фотографий. Тюменский химико-фармацевтический завод тоже дал образцы ранее выпускавшейся продукции, книгу по истории завода. С КСК удалось добыть образцы тканей, запчасти от машин, газеты комбината. ДОК «Красный Октябрь» передал нам половину собственного музея, много личных фотографий работников, фотографий комбината. Работаем в этом направлении.

— Куда-то в школы, на предприятия вы выходите с рассказом о коллекциях?

— Школы нас приглашают, и сами ходят, особенно те, то расположен рядом. Мы даём фотографироваться в доспехах, со средневековым оружием. МЫ – «трогательный музей», как сказали нам однажды экскурсанты из общества слепых. Мы позволяем трогать предметы. Были попытки выйти «в народ» другим способом, но не очень удачные. Я хотел поставить выставочные витрины на автовокзале, в аэропорту, на железнодорожном вокзале. Но на автовокзале, скажем честно, места немного, движение интенсивное, людям часто негде ожидать автобус. В Рощино обращался лет пять назад, когда шла реконструкция – было не до нас. Недавно отправил письмо в РЖД с просьбой разрешить установить витрины. Было желание создать бесплатную выставку в зале ожидания об истории Тюмени. Чтобы, развлекая людей, рассказать о Тюмени приезжающим. Но руководство РЖД потребовало 105 тысяч в год за аренду пяти квадратных метров. Мы отказались от проекта…

— Есть что-то такое, о чем я не спросила? Планы, пожелания….

— Дорогие предприниматели, строители и органы власти! Спасибо вам за то, что вы есть. Мы все сделаем. Соберем коллекции, сделаем выставки, откроем новый музей. Одна просьба: помогите нам отремонтировать крылечко! Очень оно у нас старое. Тюменцы! Сограждане! Давайте вместе сделаем наш город лучше, ярче, светлее, культурнее! Мы же создали этот город – неужели мы не сможем создать музей его истории?

— ТО есть из нужд – только крылечко?

— Остальное пока терпит. Я верю, мы найдем строителей. Мы же не конкуренты, верно? Мы не строим дома, а они не создают музеев…

(продолжение следует)

Беседовала Елена Майсюк